Курская оборонительная операция

с 5 ? 1943 г. по 23 ? 1943 г.
Оборона «Огненной дуги»
— 0 человек проголосовало
Первым делом в выпуске я читаю материалы из следующей рубрики:

Следите ли вы за выходом новых материалов вестника «Календарь Победы»?

Судьбы и подвиги

Охотник на «пантер»

Ерохин Алексей Владимирович, который сжег четыре немецких бронемашины, — двадцатитрехлетний, невысокого роста крепыш с загорелым лицом, с веселыми серыми глазами и озорными повадками, оставшимися у него еще с тех пор, когда он, круглый сирота, беспризорничал и кочевал по детским домам. Это человек веселого неукротимого нрава, в котором, как часто бывает, вечный задор сочетается с въедливой смекалкой. Он всегда вызывается на самые опасные дела и выполняет их с великой хитростью и осторожностью. Именно сочетание этих двух качеств и позволило ему больше всех в части за последние дни «насолить» немцам. Сейчас он весь охвачен чувством удовлетворения от того, что все-таки ухитрился и нашел способ сжечь, казалось бы, неуязвимые немецкие машины.

Вот что говорил Ерохин о том, как нужно сжигать немецкие танки:

«Когда немцы начали наступление, и мы к вечеру занимали исходные позиции, моя машина была ведущей. Она шла первой в головной походной заставе, впереди батальона. Мне предстояло встретиться с немцами самому первому, и надо сказать, что я был рад этому. Мы должны были завязать с немцами бой и, поддерживая этот бой, прикрыть развертывание батальона. Кругом уже гремела артиллерия, а немецких танков еще не было видно.

И вдруг по нас кто-то стал стрелять, явно прямой наводкой. Мы, легонько развернувшись, завели свой танк в кусты. А там я поднялся на башню и впереди, километрах в полутора, увидел вылезающую из-за холма немецкую машину. Я бы, на первый взгляд, не сказал, что это танк. Танк — не танк, а здоровая все-таки коробка. И чувствуется по тому, как снаряды летят, что бьет подходяще.

— Ну, что же, Степаненко? — сказал я башенному. — Давай попробуем.

Прикинул дистанцию. 1400 метров, — бить можно. И мы дали первый выстрел.

Я попал немцу в лоб, но чувствую: бесполезно. Не задымил он и не остановился, а только стал потихоньку пятиться назад. Второй снаряд пошел мимо, а третий опять я влепил ему в лоб, и снова без результата. Тогда я сманеврировал между кустами, вышел немного вбок и стал гвоздить по нему снаряд за снарядом. Пятясь, он все больше становился углом ко мне, и все под лучшим углом попадали в него мои снаряды. На шестом он не то, чтобы вспыхнул, но пошел из него легкий дым. Это мне уже было приятно видеть. Я вогнал в него еще два снаряда, когда он, отползая, уже скрывался за высоткой. Через несколько минут мы увидели, что он все-таки загорелся.

— Путь свободен, — передал я по радио товарищам, и батальон стал развертываться, занимая слева и справа заранее намеченные позиции для поддержки пехоты в случае атаки немцев.

Вскоре правее хорошо видного нам дымного столба показались другие немецкие танки. Первый из них выскочил на высотку. Мы сразу же дали по нему залп всей ротой, и он, подбитый, остановился. Остальные развернулись фронтом, стоя в лоб к нам, и с места повели по нас огонь. Попросив разрешения у командира, я пошел влево, маскируясь кустами и холмами, чтобы попробовать зайти немцам во фланг. Это мне удалось сделать, а там я высунулся из-за высотки, тщательно пригляделся, проверил прицел и один за другим, не теряя времени, дал пять снарядов по ближайшему немецкому танку. На пятом снаряде он задымил. Другие танки сразу, пятясь, начали отползать назад, потому что башни у них не вращались, и когда я зашел им во фланг, у них получилось невыгодное положение. Если развернуться и стрелять по мне, — подставишь свои борты остальным нашим танкам, если же оставаться в прежней позиции, — то я смогу безнаказанно вести огонь им в борты. Поэтому они и стали отползать. А тут начало темнеть, и атака у немцев сорвалась.

К ночи все затихло. Наши танки остались на своих позициях. Мы же с башенным Степаненко решили пойти поглядеть, что это за невиданный танк, который был подбит первым. Добрались до него и увидели, что в броню его, в самой середине, выше ходовой части, врезались четыре моих снаряда и сделали в нем большие язвы, но насквозь не пробили, потому что дистанция была 1400 метров. А он все-таки сгорел! Почему же это так получилось?

Через круглый задний люк мы влезли внутрь и тут обнаружили причину: внутри этой «пантеры», как раз в том месте, куда я бил своими снарядами, были дополнительные бензиновые баки. Наверно, бензин в баках от страшных ударов и от детонации взорвался, и «пантера» сгорела, даже не будучи пробита насквозь. Я ощупал броню этой «пантеры» и убедился, что в лоб ее, действительно, снарядом из танка не возьмешь, а в борт можно продырявить с близкой дистанции. Если же дистанция велика, то все равно надо бить по бортам против бензиновых баков, и тогда песенка той «пантеры» тоже будет спета.

Ночью мы подзаправились сами, заправили свои машины, пополнили боевой комплект и стали спокойно ждать утра, обсуждая, как сподручнее воевать с «пантерами». Утром немцы пошли в новую атаку. Впереди двигались двенадцать «пантер», а сзади густо шли автоматчики. Часть наших танков стала отсекать огнем немецкую пехоту, а мы с командиром роты лейтенантом Чернегой выбрали еще с ночи удобную седловину за холмиком, засели там и стали дожидаться, когда немецкие машины еще немного вырвутся вперед и станут под наш огонь бортами.

Но прежде чем мы дали первый залп, две «пантеры» уже кончили свое существование, налетев на фугасы. Оказывается, тут наши минеры подготовили хорошие фугасы. Я никогда не видел, чтобы от танка сразу же так мало осталось, как в эту минуту от этих двух «пантер». Они буквально разлетелись в клочья. Должно быть, на остальные немецкие экипажи это произвело впечатление, и они притормозили ход. Этого только нам и надо было. Мы ударили им по бортам и подожгли еще две «пантеры». А потом еще у двух подбили гусеницы, и они остановились. Остальные, пятясь, отошли назад. За ними, и обгоняя их, откатились автоматчики. В этот день на нашем участке немцы так больше ничего и не сделали.

С ночи меня отправили на левый фланг в засаду. Я выбрал удобные кустики и до времени притаился в них. Сидел я в этой засаде часов шесть. Немцы все не шли. Я перекурил с лейтенантом, командиром стрелковой роты, которая стояла около, договорился насчет совместных действий в случае, если немцы пойдут прямо на нас, и спокойно ждал, что будет. У меня было такое чувство, что если я еще не вошел в курс дела, как бить этих «пантер», то уже начинаю входить.

Впереди стоял наш подбитый средний танк. И вот в половине третьего к нему подошли две машины: старое немецкое самоходное орудие и средний танк «Т-IV». Орудие осталось за пригорком, наверно, для прикрытия, а танк подполз вплотную к нашему. Его экипаж поднял верхний люк и опустил вниз орудие. Издали можно было подумать, что здесь два подбитых танка. Наверно, этот танк вылез сюда, чтобы замаскироваться и наблюдать за нашим передвижением. Не теряя времени, я вернулся к своей машине, выбрал место, откуда можно было вести огонь, и скрытно подвел туда свой танк. Но в это мгновение правее неожиданно выскочила на бугор «пантера» и быстро открыла огонь по нашим танкам, стоящим справа от меня.

Надо честно сказать, что в этой «пантере», видимо, сидел опытный немец: с первого же выстрела он зажег один наш легкий танк, а со второго подбил другой, на котором ходил мой друг лейтенант Сабитов. Но третьего выстрела я ему уже сделать не дал. Решив бить по «пантере», я в короткое время сделал несколько выстрелов, из которых, как потом выяснилось, было большинство попаданий. После второго попадания «пантера» замолчала, а после четвертого ее экипаж открыл верхний люк, и оттуда пятеро выскочили на землю. Но я, решив довести дело до конца, продолжал бить, пока «пантера» как следует не задымилась. Потом мы отвели свой танк в укрытие и вместе с башенным поползли обратно на холм, поглядеть, в каком виде немец. Все было в порядке: он горел, как полагается, в полную силу. Кстати сказать, в этой «пантере» сгорели два немецких механика — не успели выскочить.

Вот и сейчас. Стрелять немцы стреляют, а в атаку на нас не идут. У меня уже четыре уничтоженных «пантеры». Но думаю, если головой как следует перед боем поработать, то можно будет и не по одной зажигать, а больше. Надо только учесть, что в лоб на них лезть не стоит. Тут для напрасной лихости места нет. Машина — здоровая, пока ее в лоб возьмешь, может самого тебя расколоть. Но она зато неповоротливая, любит пятиться раком, а если начнет разворачиваться, так делает это битых полчаса. Надо к ней подскакивать на большой скорости и класть ей в бок снаряд за снарядом с близкой дистанции. А пока она развернется против тебя, можно хоть плясать вокруг нее, честное слово. Не подумайте, что преувеличиваю, так оно и есть.»

После битвы на «Курской дуге» Ерохин не раз удивлял однополчан смелостью в танковых атаках, бесстрашно истребляя живую силу и технику противника. В ноябрьских боях 1943 года в районе Дымер лейтенант встретил засаду самоходных орудий противника. Приняв неравный бой, он обошел противника с тыла и уничтожил четыре самоходных орудия. Под деревней Синяк Ерохин, не обращая внимания на сильное огневое сопротивление немцев, сдерживающее наступление наших частей, смело ворвался в оборону противника, уничтожая и живую силу, и огневые средства врага. В этом бою он уничтожил сто двадцать восемь солдат и офицеров, два легких танка, одно орудие и четыре пулемета.

За эти подвиги Ерохин был удостоен звания Героя Советского Союза и правительственной награды «Ордена Великой Отечественной войны» 2 степени.

У «охотника за «пантерами», как называют Ерохина товарищи, была озорная, лукавая улыбка русского человека, который, как не будь хитер немец, все равно перехитрит его. И когда он улыбался, казалось что, может быть, его прадедом и был как раз тот самый тульский левша, который блоху подковал — хитрый и смелый русский мастеровой человек, которому, как из истории известно, палец в рот не клади.

Комментарии пользователей
Для добавления комментариев вам необходимо Авторизоваться
Нет аккаунта? Зарегистрируйтесь