Моя семья не воевала на этой памятной войне,
И мама слез не проливала у гроба сына в тишине
Они не шли в полях в атаку и не кричали там: «Ура».
Не потому, что не умели, их звали просто — детвора.
Они гоняли мяч веселый, когда раздался страшный гром...
Война — как страшно это слово, и это слово на излом.
Что это, горе? Нет, не горе. Что это, страх? Да нет, не страх.
Нет, это что-то все ж другое, то, что читается в глазах...
«Ба, это было страшно?» — спросила как-то у нее.
«Да вроде страшно и не страшно, все как во сне, все не мое.
Сирены вой, бежим с подземку, прожектор слепит, пыль столбом,
А я совсем еще девчонка, мне б с куклой посидеть вдвоем.
Бегу, вокруг мелькают люди, кричат, волнуются, спешат,
А я не знаю, где же мама, и страшно посмотреть назад.
Пересидели, все утихло, бегу домой, а дома нет.
А мама, мама, где же мама? Смотрю вокруг, а мамы нет.
Два года я ее искала, два года я ее ждала.
Она нашла меня, родная, она сама ко мне пришла».
«Где ты жила все это время?» «Где приютили, там жила.
Я только помню, было лето... Нет, подожди, была весна.
Потом зима, потом не помню...» «Ба, все нормально». «Подожди,
Я вспоминаю, помню, помню... Нет, больше не могу, прости».
Я поняла, я прочитала всю остальную грусть в глазах
«Ба, я люблю тебя». «Я знаю». Но тут ресниц нелепый взмах...
Они все помнят, и мы тоже, и не забудем никогда!
Мы боль их детскую разделим, мы рядом будем навсегда.
Моя семья не воевала на этой проклятой войне...
Весной о ней напоминает букет гвоздичек на окне.
