Битва за Ростов

Мы – народ весьма любезный

(Частушки)

На уроке в Берлинской школе

Учитель: Фриц! Назови какой-нибудь предлог.
Ученик: Швеция не хочет быть вассалом Германии.
Учитель: Какой же это предлог?!
Ученик: Предлог для германской оккупации.
Учитель: Что ты городишь! Предлог есть такая часть речи…
Ученик: Это тоже часть речи.
Учитель: Какой речи?!
Ученик: Речи Гитлера, произнесенной по радио.

На живца

На шоссейной дороге близь Б. Торошковичи отряд землеустроителя тов. У. уничтожил 30 немецких мотоциклистов. Партизаны устроили засаду на поляне близ дороги. Когда немецкие мотоциклисты приблизились, партизаны выпустили на поляну несколько поросят и кур. Немецкие солдаты, оставив мотоциклы, бросились за добычей. Партизаны, сделав несколько залпов, кинулись на фашистов и уничтожили их.
Рис. Евгана.

В Германии

- Дошел ли наш Ганс до хлебных мест?
- Дошел. Но больше он не ест.
Рис. Г. Валька.

Доклад интенданта

Интендант, которому было приказано выяснить как обмундированы солдаты 473-го полка «СС», докладывает начальнику штаба:
- На каждого солдата приходится по 7 шинелей и мундиров, и по семь пар сапог и брюк.
- Благодарю за хорошие вести, - сказал интенданту начальник штаба. – И все обмундирование установленного образца?
- Так точно.
- Хорошо. Полку с таким обмундированием русская зима не страшна. Но как случилось, что у него такие большие запасы?
- К сожалению, из семи солдат этого полка, участвовавших в наступлении на Москву, шесть убито…
В. Липатов.

Жаркое

Офицер: Передай повару, что он приготовил отличное жаркое. А кости отнеси моей собаке. Пусть и она полакомится.
Солдат: Невозможно, господин капитан! Жаркое было приготовлено из вашей же собаки.

Швейцарская газета «Националь-цейтунг» сообщает, что германские власти запретили редакторам газет и журналов при оценке войны на Востоке делать какие-либо исторические сравнения. Категорически запрещено сравнивать в какой бы то ни было связи эту войну с походом Наполеона на Россию. Вместе с тем администрации театров предложено снять с репертуара спектакли, в которых фигурирует Наполеон.
Что ж, картина вполне ясная. В медицине это называется «мания преследования». Не трудно себе представить Гитлера в роли сумасшедшего.
Спит Гитлер плохо. Просыпается желтый, опухший, со вкусом жеваной резины во рту. Просыпается и нервно звонит:
- Позвать Геббельса!
Входит Геббельс:
- Изволили звать?
- Изволил.
- Что прикажете?
- Ты что ж это себе позволяешь, любезнейший? – строго говорит Гитлер.
- В каком смысле? – робко спрашивает Геббельс.
- А вот я тебе сейчас скажу, в каком. Ты у меня кто?
- Министр пропаганды-с.
- Гм. Какой же ты министр пропаганды, когда у тебя даже снов порядочных нету?!
- Снов?
- Ну да, снов. Опять мне всю ночь мерзкие сны показывали.
- То есть в каком, так сказать, смысле?
- А в таком самом! Опять мне всю ночь Наполеон снился, будь он трижды проклят. Что ж это такое, любезнейший? Если у тебя самому фюреру такие паскудные сны снятся, то можно себе представить, какая дрянь снится каждую ночь обыкновенному рядовому немцу.
- Помилуйте. Но при чем же здесь я?
- Тебе подчиняются все зрелища?
- Подчиняются.
- А сон, по-твоему, что такое?
- Не могу знать.
- Ну и дурак! Сон видят?
- Так точно. Видят.
- Раз сон видят, - значит, он зрелище?
- Так точно. Зрелище.
- Ну, вот и выходит, что ты не можешь для своего фюрера даже зрелище приличное организовать. Тьфу!
- Виноват.
- То-то. «Виноват». Смотри у меня. Еще раз увижу во сне Наполеона – шлепну на месте. Будешь у меня знать. И вообще, что это за безобразие: всюду, куда ни посмотри, - исторические параллели. Пошел вчера в театр, думал малость развлечься, и что же идет в театре?
- А что-о? – побледнел Геббельс.
- А то самое. Пьеска.
- Так точно… Очень веселое произведение-с…
- Веселое? А кто так участвует? Наполеон там участвует. Понимаешь?
- Н… никак нет.
- Не понимаешь? Я тебе говорю немецким языком! На-по-ле-он. Разве это допустимо? Немецкий зритель видит на сцене Наполеона, и ему в голову лезут всякие вредные мысли: дескать поход на Россию, разгром, бегство… Некрасиво!
- Так точно. Немедленно прикажу снять с репертуара.
- Давно пора. А автора расстреляй!
- Он уже умер.
- Жалко. А наука проходит по твоему министерству?
- Так точно. По моему-с. А что?
- Так что же ты, сук-кин сын, позволяешь у себя в учебниках писать?
- А что-с?
- Смотри, негодяй!
Гитлер открыл хрестоматию:
- Видишь?
- Где-с?
- А здесь. Читай: что написано?
- Написано «Четыре времени года: весна, лето, осень и зима».
- Зима? – подозрительно посмотрел Гитлер на Геббельса.
- Так точно-с… зима… А что, разве…
- Идиот! Немецкий мальчик посмотрит в хрестоматию, увидит слово «зима», и ему в голову полезут всякие вредные мысли: дескать, Наполеон, поход на Россию, поражение и так далее… некрасиво! Так?
- Так точно.
- Прикажи выбросить.
- Кого-с?
- Зиму. Пусть пишут не «четыре времени года», а «три времени года». Благонадежным немцам совершенно достаточно трех времен года: весна, лето и осень. Просто, но мило. А зима – совершенно лишнее. Убрать!
- Слушаюсь!

Валентин Катаев.

В Германии фашистам трудненько с квартирами. С одной стороны, квартиры им как будто и освобождаются. Всех, кого можно, погнали на Восточный фронт. Остались преимущественно женщины и старики. Значительный процент этих засидевшихся в квартирах жильцов тоже удалось выжить: одних за то, что они слушали московское радио, других за вредное направление мыслей, выраженное в подозрительном молчании.
Но вот остались старички, которых никак не поймаешь. Обвинить в слушании московских передач нельзя, - предъявляют свидетельство врачей о полной глухоте. Придерешься к вредным антифашистским мыслям, а у них – медицинское удостоверение в старческом слабоумии, склерозе мозга и тому подобном.
Никак не сгонишь с квартиры. Живут и живут. А между тем плохо и с теми, кто ушел на фронт: не все убиты, многие возвращаются ранеными, - изволь готовить для них помещения…
Есть от чего рассвирепеть. Есть над чем поломать голову.
***
На квартиру заглядывает правительственный чиновник.
- Вы хозяин?
- Я.
- Жена есть?
- Умерла от радости, узнав, что сын убит на войне.
- Хох! Очень хорошо. Кроме убитого, живые дети есть?
- Дочь. У нее был радиоприемник.
- Очень хорошо. Сколько ей дали?
- Пять лет. Жила еще с нами племянница…
- За что ее и на сколько?
- На семь, за вредные мысли.
- Очень хорошо. Следовательно, вы теперь один?
- Сейчас покажу медицинское удостоверение. Меня арестовать нельзя, у меня старческая слабость…
- А кто вам сказал, что вы будете арестованы? Распишитесь: завтра в час вы должны прибыть в больницу. Там посмотрят, нельзя ли что-нибудь сделать с вашим здоровьем.
Чиновник обходит еще ряд квартир, выявляет засидевшихся жильцов и вручает им приглашение в больницу.
А на следующий день старики в больнице.
Врач в белом халате приглашает их по очереди в кабинет. Процедура короткая и крайне дешевая. В стеклянном шприце – ничего, кроме воздуха, не стоящего и четверть марки. Но при всей своей дешевке, воздух – незаменимое средство по освобождению квартир. И это придумали фашисты!
- Обнажите руку, - командует врач, поглядывая в окно на пролетающую птицу. – Не шевелитесь.
Затем он вдувает в вену старичку несколько пузырьков воздуха, мгновенно парализующих сердце. Затем приказывает служителю:
- Вынесите труп.
И, подойдя к двери, вызывает:
- Следующий.
***
Но даже такой простой способ ликвидации стариков не разрешает жилищного кризиса.
Оставшиеся после старичков квартиры давно забиты ранеными, а новые все прибывают.
Есть от чего рассвирепеть.
Тогда звериный взор фашиста останавливается уже на самих раненых.
И снова найден выход.
По палатам проходит врач. Он останавливается перед каждой койкой. Оценивает ранения, составляет список тяжелых.
- Фриц Моллер. Обе ноги ампутированы. Ганс Фохт. Раздроблена рука. Которая? Левая, тогда ничего. Ах, правая? Это хуже. Занесем и его.
А дальше, – испытанный путь. В операционную вносят по одному. После вдувания трупы выносят тоже по одному.
Между тем, на освободившиеся койки уже кладут вновь прибывших раненых.
А санитарные поезда с фронта все идут и идут…

Ив. Прутков.

Ответ по существу

- Что бы стал делать фюрер, если бы он был с нами и такой же, как и мы, - вшивый, обмороженный, голодный, трясся от страха, что его сейчас будут бомбить советские летчики?
- Я уверен, Ганс, что он на третий же день заорал своим истошным голосом: «Долой Гитлера».

На распутье

- Унтер-офицер Кобер! Выбрали дорогу, по которой будем отступать?
- Никак нет, господин майор. Если побежим по шоссе, - нас продырявят советские летчики, побежим по тракту, - русские поднимут на штыки, бежать большаком, - уничтожат артиллерийским огнем, драпать полем, - красные конники каждого из нас распластают надвое, идти лесом, - партизаны на осинах повесят. Та что, господин майор, выбирайте дорогу сами.

Сукин сын

- Говорят, что мать нашего фюрера в час его рождения воскликнула: «Я родила Германии фюрера!» Правда это?
- Это клевета на честную женщину. Если бы она знала, кого родила, тот час задушила бы его собственными руками.
- Честная женщина, Иозеф, могла бы это сделать и позднее…
- Позднее, друг мой, она уже думала о другом: как бы этот сукин сын не задушил ее. Ему задушить собственную мать – раз плюнуть.

Забота о фюрере

- О чем думаешь, Отто?
- О фюрере… Нам есть куда бежать – в Берлин. А вот куда побежит фюрер из Берлина?

Жалоба Геббельса

Теплый «душ» для замерзающих немцев

Хотели погреться в Москве, обогрелись в Подмосковье…

«Сын»

К заведующему информационным агентством фон-Брехлау входит агент гестапо Ганс Шпалер и останавливается у дверей.
- Кого привел?
- Сына.
- Какого сына, вашего?
- Нет, это не мой сын.
- А чей же?
- Молотова.
- Тащите его сюда! Это будет мировая сенсация! Сын, разоблачающий своего папашу! Как это у них поется: «Зачем ты меня, папа, родила»…
- Как ваша фамилия, сын?
- Думкопф!
- А знаете, что вы должны делать?
- Знаю: опровергать все на свете.
- Сегодня вы будете опровергать, как сын Молотова. Ваша речь должна быть соответствующей: нужно вставлять фольклор.
- Что это такое?
- Это такие словечки, поговорки, ну, например, - тае, ядрена палка, язви твою душу… Ясно?
- Ясно, язви твою душу.
- Без хамства! Со мной фамильярничать нечего! Не забывайтесь!
- Я, тае, вхожу в роль.
- То-то… Вот тут я начал речь, идите к микрофону. Будете говорить спокойно, четко, с русскими ударениями… Вы готовы? Включаю микрофон… Алло, алло… Говорит Берлин. Сейчас у микрофона выступит сдавшийся в плен под Пензой сын Молотова – Георгий Молотов!
Думкопф вздрогнул от неожиданности, он произносит испуганно: Господа!
Фон-Брехлау толкает его в бок и указывает на текст.
- То есть, товарищи красноармейцы, офицеры, колхозы и колхозничихи, советчики и советчицы России. Слушайте меня. С вами говорит, тае, сын Молотова их колхоза «Красная соха» Чухломской губернии Замоскворецкого уезда, села… сейчас…
Брехлау шепотом подсказывает: Большая Руза.
Думкопф: - села Большое пузо… Тае… Слушай меня, мой папа, моя мама, ядрена палка, и мои коллеги – комсомольщики из завода эм один. Я здесь живу, тае… Немцы никаких данных отрезков не режут – ни носов, ни ушов, ни ротов, и никаких звездов не выжигивают.
Ничего подобного, тае, нет. Тут всем дают работу. Я служу дворняжкой, подметаю коммунальниковые улицы и пою русских песен: «Вдоль по улице метельщина идет»… В Москве спущен парашютный десант, который пробил Пречистенские ворота, перешел вброд коровий брод и присоединил Вятку к Яузе и весь Млечный путь усеян трофеями. Так что вы сдавайтесь, будет лучше, это говорю я, бригады села… тае… Большое Брюхо.
Брехлау сильно толкает его вбок, Думкопф роняет листок.
Брехлау выключает микрофон.
- Зарезал сенсацию. Всю передачу сорвал!..
- Я ничего… Я только сказал… я забыл, чей я сын…
- Сын… Сын… Сукин ты сын… Убрать его!

Ал. Еленин.

Случай в лесу

На опушке леса встретились два волка – матерый, кое-что понимающий в медицине, и молодой, такой исхудалый, что старый волк даже пожалел его.
- Эк тебя подвело! – ласково сказал он. – Давно рвет?
- Блюю третьи сутки подряд… Все внутренности выворотило…
- Что три дня тому назад ел?
- Дохлого немца…
- Так и знал! Как ты еще не сдох, поев этой падали!
Старый волк помял у молодого живот, пощупал селезенку, посмотрел язык.
- Немец-то кто был?
- Эсэсовец…
- Плохи твои дела, совсем плохи! Да ты не бледней! Может еще обойдется, жив будешь… И вшей набрался?
- Набрался…
- Вот мой совет. Иди на перекресток большака и проселочной. Там партизаны взорвали три грузовика. Один из них был гружен касторкой. Прими ее. Поймай живого немца, - желательно офицера, - и, пока он горячий, прикладывай к животу. Три раза в день. Иди! Да иди опушкой, а не через лес.
Молодому волку было невтерпеж и он решил лес пересечь. Это его и сгубило. В лесу больного волка поймали два голодных немца. Волк делал все, чтобы остаться живым: упрекал офицеров в том, что они не узнают своих, называл себя арийцем, - не помогло. Фрицы тяпнули его суком между глаз и съели, оставив один хвост.

В. Липатов.

Догадливый Генрих

Танкист Генрих Вальд аккуратно сложил на легкие санки три плюшевых одеяла, две пары дамских ботинок, зеркало в оправе из слоновой кости, четыре дюжины чулок, кусок холста, костюм темно-синего шевиота. Все это старательно завязал ременными колхозными вожжами, санки прицепил к танку.
- Что это значит, Генрих? – спросили его.
- Как – что? Танк не сегодня так завтра оставим красным, а на чем я повезу свою «добычу».